А сегодня я уезжаю. Этот день-таки наступил. Очень скоро я возьму свой рюкзак, за мной закроют дверь, а я отправлюсь на вокзал. В этот раз мне не хочется, чтобы меня кто-то провожал. Совсем недавно я как-то прочувствовала, как это вообще провожать на вокзале. Мне представляется это целым ритуалом. Постоять на платформе, зайти вместе в вагон, посидеть там, а потом снова выйти на платформу, скажем, покурить и снова зайти. Покинуть вагон, лишь когда попросят провожающих выйти, подойти к окну и снова долго смотреть друг на друга, стучать по стеклу, а может быть достать телефон, позвонить и поговорить о чем-то бессмысленном. Помахать рукой, когда поезд снимут с тормозов перед отправлением, а потом обязательно идти за вагоном по платформе, пока он не наберет ход, ОБЯЗАТЕЛЬНО, ведь именно в этом, мне кажется, вся романтика, посмотреть вслед уходящему поезду, почувствовать пустоту.
А сегодня я расскажу о колесе обозрения «Москва-850» которое стоит на ВВЦ. Его то пытаются закрыть, то считается, что оно в аварийном состоянии, но все же прокатиться все еще можно и лучше всего летом, на открытой кабине, если, конечно, вы не боитесь высоты. Диаметр колеса 70 метров, общая высота 73, полный оборот совершает за 7 минут, имеет 40 кабинок, из них 5 открытых. В каждой кабинке может быть размещено 8 пассажиров, но реально сажают обычно по 4.
А кто должен провожать, чтобы как-то особенно это прочувствовать.. Толпа друзей. Именно толпа, 4 человека и больше. Смеяться на платформе, шутить, подтрунивать, похлопывать по плечу, спеть что-нибудь в тему. А тебе должно быть смешно и немного грустно, потому что ты уезжаешь надолго, а до вокзала вы где-то гуляли, гудели, весело было в общем, а сейчас тебя проводят и пойдут дальше гудеть и будет им так же весело, но тоже немного грустно. Потом всей толпой завалиться в вагон, шуметь, поймать недовольные взгляды и выйти. Корчить рожи в окно..
Или иначе.. Придти на вокзал вдвоем, молча дойти до поезда, ну или обсуждая что-то совсем неважное, настолько неважное, что даже в память этот разговор не запишется. Зайти вместе в вагон, поймать на себе взгляды.. Ну вернее почувствовать взгляды, тесноту и поэтому выйти. Обниматься на платформе, говорить неловко что-то красивое и не нужное, а может наоборот молчать.. трагично молчать что ли. Стоять так долго, что проводница начнет уже потихоньку загонять тебя в вагон, а в этот момент будет тяжело-тяжело, что ты либо скажешь что-то совсем не нужное, либо промолчишь особенно трагично. Зайдешь в вагон, сядешь на свое место, успеешь поймать взгляд в окне, улыбнуться и поезд тронется. Ты удержишь этот взгляд, пока это возможно, а потом что-нибудь сделаешь.. ну, что там обычно в поезде делают... тапочки наверно достают или кружку там.... сядешь и в этот момент почувствуешь пустоту, от которой станет грустно. Но нет, это даже не плохо, ты ведь уезжаешь зачем-то, с целью какой-то, а значит это нужно, уехать, а пустота и грусть - это как часть ритуала.. Меня два раза так провожали..
"Только став летчиком-истребителем, поймешь и почувствуешь всю красоту и радость полета..." - писал он в одном из своих писем.
Б. Сафонов родился в селе Сергиевском, ныне город Плавск, 26 августа 1915 г. Мать вспоминала его ласковым, кротким и застенчивым ребенком. Успешно окончив школу 2-й ступени - семилетку, он уехал в Тулу, где поступил в ФЗУ. Левша, он был физически очень одаренным человеком, преуспевавшим практически в любой из осваиваемых спортивных дисциплин. Вскоре в ФЗУ Борис был избран старостой кружка Осоавиахима, где удивлял сверстников и наставников отличной стрельбой с обеих рук.
В начале 1938 г. большинство летчиков 106-й авиаэскадрильи были переведены в состав вновь сформированного 15-го иап. Сафонов попал в четвертую эскадрилью, вооруженную истребителями И-15, хотя уже к тому времени он освоил И-16 и был одним из лучших в полку пилотировщиков этой сложной машины. Когда приказом Наркома ВМФ СССР от 23 декабря 1939 г. был сформирован 72-й смешанный авиационный полк, включавший 2 истребительные и одну бомбардировочную эскадрильи, то заместителем военкома истребительной эскадрильи по комсомолу туда был назначен ст. лейтенант Сафонов. Сложные метеорологические и рельефные условия Заполярья требовали специальной подготовки летчиков для пилотирования в условиях ограниченной видимости и четкой ориентации на местности, характер которой почти исключал возможность вынужденной посадки.
Вечером 24 июня Сафонов поднял свой И-16 по тревоге, вновь на перехват одиночного Хе-111 (по другим данным, это был Ю-88). Погода была безветренная, и пыль, поднятая его самолетом, задержала взлет ведомых. В двух атаках Сафонов повредил бомбардировщик и убил стрелка, а затем, сблизившись с противником до 70 метров, длинной очередью отстрелил вражескому самолету хвост. Машина упала в бухте Зеленцы. Командующий Северным флотом адмирал А. Г. Головко свидетельствует в своих мемуарах, что подошедший катер успел подобрать некоторые части сбитого самолета. Это была первая победа, одержанная Северным флотом в бою с современной грозной машиной, триумф совершился на глазах десятков людей - моряков-катерников. К концу лета на счету капитана Сафонова было уже 10 лично сбитых самолетов, и его представили к званию Героя Советского Союза. Среди сбитых им были: He-111, 5 Ju-88, 2 Hs-126, Ju-87 и Bf-109. 15 сентября Сафонов одержал сразу 3 победы (Bf-110, Ju-87 и Hs-126), доведя число личных побед на И-16 до 14.
"Наблюдательность, быстрая реакция, умение мгновенно принять правильное решение - главные качества летчика-истребителя", - считал Сафонов.
20 марта он был назначен командиром полка, в составе которого начинал воевать, полк к тому времени стал гвардейским - 2-м гиап, и Сафонов принял его гвардейское знамя. В пятницу, 30 мая, он вылетел во главе четверки "Томахауков" на прикрытие печально известного каравана PQ-16. Истребители американского производства фирмы Кертис P-40 "Киттихаук" и "Томахаук", которыми, в том числе, был вооружен полк, не были приспособлены для эксплуатации в суровых условиях Заполярья - их двигатели часто выходили из строя. Неполадки случились и в этом вылете. Ведомый Сафонова А. Кухаренко из-за перебоев в работе мотора был вынужден вскоре после взлета возвратиться назад... На подходе к каравану группа Сафонова встретила 6 немецких бомбардировщиков Ю-88 и, преследуя их, разделилась. Сафонов остался один. Вскоре после начала боя он передал в эфир: "Одного сбил". Через минуту-две последовало новое сообщение: "Двух рубанул! Бью третьего... Есть третий!". Еще минуту спустя: "Прикройте с хвоста!.. Мотор!". Это были последние слова гвардии подполковника Бориса Сафонова.
Тем не менее, давайте рассмотрим, какая же из трех существующих версий ближе к истине. Официальная историография Северного флота придерживается первой версии: в начале шестидесятых были опубликованы мемуары Арсения Григорьевича Головко, в годы войны Командующего СФ. По его мнению, причиной гибели Бориса Сафонова были "технические неполадки, свойственные "Киттихаукам"". Это утверждение стало основной версией гибели Бориса Сафонова. Но есть одно свидетельство, которое вызывает большое сомнение чтобы, можно было бы придерживаться только этой версии. Это доклад с миноносца "Сокрушительный", с которого заметили как одиночный "Томагаук" с высоты 300-200 м на расстоянии около 30 кабельтовых от корабля перешел в отвесное пике и мгновенно затонул. Что это значит?
Отсюда можно сделать вывод, что версий гибели Сафонова может быть не три, а уже четыре. Но, безусловно, более вероятной причиной перехода в отвесное пике, мог быть оборонительный огонь воздушных стрелков с Ju88, которых атаковал Сафонов и тем самым реально подвергался опасности получить повреждения самолета или ранение. Но каких либо подтверждающих или наоборот опровергающих эту вторую версию фактов до сих не было, чего нельзя сказать о третьей версии, которую свое время выдвинул автор. Хотя было бы правильнее сказать: поставил в один ряд с вышеперечисленными версиями, которые официально рассматривались на страницах советской печати.
В сжатые сроки из готовых блоков, произведенных и подготовленных к установке на домостроительном комбинате, возводились пятиэтажные дома.
Адмирал Колчак, верховный правитель России (fb2)
Осип Эмильевич Мандельштам и Марина Цветаева впервые увиделись летом 1915 года в Коктебеле, но это ещё не было их знакомством. Стихи друг друга они узнали позднее - в Петербурге - Петрограде в январе 1916 года, когда Цветаева была с Парнок в этом городе. Мандельштам тогда подарил Цветаевой свою книгу стихов «Камень». Поэзию Мандельштама Цветаева всегда ценила высоко, видела в ней «магию», «чару», несмотря на «путаность и хаотичность мысли». Он пленил её высокой степенью словесного совершенства. «Если существует Бог поэзии, - писала Марина, - то Мандельштам - его гонец. Он доносит до людей божественный голос точным и чистым». 20 января Цветаева вернулась в Москву, в Борисоглебский переулок. Мандельштам был увлечен ею. Поехал за ней, а потом возвратился, потом снова приезжал в Москву и возвращался назад в Петербург. Она писала ему:
Марина Цветаева писала Юркевичу 21 июля 1916 года о приезде Мандельштама к ней в Москву: «…Никогда не забуду, в какую ярость меня однажды этой весной привёл один человек - поэт, прелестное существо, я его очень любила! - проходивший со мной по Кремлю и, не глядя на Москву - реку и соборы, безостановочно говоривший со мной обо мне же. Я сказала: « Неужели вы не понимаете, что небо - поднимите голову и посмотрите! - тысячу раз больше меня, неужели Вы думаете, что я в такой день могу думать о Вашей любви, о чьей бы то ни было. Я даже о себе не думаю, а , кажется , себя люблю!» С февраля по июнь 1916 года Цветаева «дарила», как она выразилась, Мандельштаму Москву, т.е. ходила с ним по историческим местам. Это были соборы и интересные по архитектуре здания 17-18 веков.К этому периоду относятся ее интересные стихи:
А до этого, в феврале, она писала:
Цветаевой посвящено стихотворение Мандельштама:
2 мая 1938 года Мандельштам был вновь арестован. Арестовали его в то время, когда он лечился в подмосковном санатории на станции «Чарусти», и отправли во Владивосток, который служил своего рода пересылочным пунктом, из которых заключенных отравляли в различные районы Сибири и Дальнего востока. Именно здесь, у Мандельштама стали обнаруживаться первые признаки тяжелого душевного заболевания. Он стал отказываться от пищи, мотивируя это тем, что будто бы начальство этого пункта получило указание из Москвы — отравить его. Вскоре несколько заключенных уличили его в воровстве хлеба и жестоко избили. После очередного воровства продуктов у соседей по бараку и очередного его избиения, а также после того, как он стал питаться отбросами из сорных ям, около которых он жил, ибо заключенные выбросили его из барака, врачебная комиссия Владивостокского пункта поставила диагноз: «Депрессивно-маниакальный психоз». Состояние его стало крайне тяжелым, и он уже не мог назвать своего имени и фамилии.
«Москва-850» изначально позиционировалось как самое высокое колесо обозрения в Восточной Европе. Но его обогнали 90 метровое Eurowheel построенный в 1999 в Италии, 135 метровый Глаз Лондона в Англии, открытый в марте 2000, который был самым большим в мире колесом обозрения в 2000—2006 годы, до открытия в Китае 160 метрового Star of Nanchang. В настоящее время остаётся третьим самым большим в мире колесом обозрения после Star of Nanchang и Singapore Flyer 160 и 165-метровых соответственно.
Первое колесо обозрения построил в 1893 году инженер Джордж Вашингтон Гейл Феррис-младший (англ. George Washington Gale Ferris, Jr). Оно было установлено на Всемирной колумбийской выставке в Чикаго. Колесо создавалось как американский ответ на башню Эйфеля в Париже. Диаметр колеса составлял 75 метров, масса — 2000 тонн. Колесо приводилось в движение двумя паровыми машинами мощностью в 1000 л.с. каждая. К ободу колеса было прикреплено 36 кабин, размером приблизительно с автобус. В каждой кабине было 20 сидячих и 40 стоячих мест, и, таким образом, общая пассажировместимость аттракциона составляла 2160 человек. Оборот колеса занимал двадцать минут. Весившая 70 тонн ось колеса была на тот момент самой большой стальной кованой деталью в истории техники. Колесо было выше самого высокого небоскрёба того времени, однако оно было в четыре раза ниже Эйфелевой башни.
Чтобы систематизировать поток желаний, в музее был организован специальный ящик "Почта любви", куда каждый посетитель может опустить подобную записку (многие возвращались и рассказывали, что их желания исполнялись). Ежегодно записки, собранные за год, помещаются в воздушные шары, которые отпускаются в небо.
В этот раз тематикой было эдакое гуляние во дворе жителей дома. Ну и герои были: предприимчивый мальчик Стас, который меняет что-угодно на монеты для советских игровых автоматов, злая соседка и т.д.
Наступал ключевой момент, каждый должен был загадать желание и по команде одновременно отпустить шары в небеса. Я быстро вспомнила что-то, поспешно оглядываясь на других людей. А лица были такие...короче, все загадывали желания. Мне показалось, что я наблюдаю за чем-то сокровенным, как люди совершают тяжелую душевную работу... Все отпустили шары и в этот момент случилось нечто удивительное, у всех людей стали очень детские лица, как будто все мы видим какое-то маленькое чудо.. Сотни разноцветных пятен окрасили небо, унося с собой самые заветные мечты посетителей музея. Я вместе со многими выбежала на Садовую, чтобы посмотреть шарикам вслед. Они медленно плыли в сторону Белорусского вокзала, а махали им вслед пока они не превратились в маленькие цветные точки.
